О прочности позиций сибирских губернаторов, об усугублении внутриэлитных конфликтов в регионах, связи политики с экономической ситуацией и о слушании по делу Василия Юрченко в интервью «Континенту Сибирь» рассказал политтехнолог ГРИГОРИЙ КАЗАНКОВ.

Григорий Казанков — политолог, доцент МГУ, владелец компании «Социальное управление», которая специализируется на проектах в области социальных технологий. Один из первых российских политтехнологов, с 1988-го по 2015 год провел около 200 избирательных кампаний. Входил в Топ-20 лучших политтехнологов России.

Ощущение неопределенности

— По вашим ощущениям, в какой мере кампания в Государственную думу РФ уже началась? Или пока еще процесс находится в спящем режиме?

— Думаю, спящий режим еще не выключился. Для обычных граждан выборы в Госдуму не входят ни в десятку, ни даже в двадцатку актуальных тем или интересных для обсуждения.

— А если смотреть не с обывательской точки зрения, а с точки зрения активных участников политических процессов?

— С одной стороны, участники политических процессов включились в кампанию, но пока это внутренняя работа, которая никак непосредственно избирателя не затрагивает. Все сводится к рассуждениям, кто по какому округу пойдет, к внутрипартийной борьбе, договоренностям. Пока никто не озвучивает предвыборные идеи, не предлагает свои программы. Это ведь самое главное в парламентской кампании, всех интересует, что будет дальше, после единого дня голосования. Пока предвыборная атмосфера сосредоточена исключительно внутри партийных кабинетов. Но еще рано — до сентября больше девяти месяцев.

— Не видны акценты, как будет формироваться предвыборная повестка?

— Никто не знает повестки. Это очень сильно зависит от того, что будет со страной. Сейчас она находится в динамичной фазе, кардинальные изменения происходят быстро, иногда в течение нескольких дней. Есть внутренняя повестка дня — ее диктует тяжелая экономическая ситуация, которая продолжает ухудшаться. Многое зависит от материального положения людей — наличия, отсутствия работы. Ситуация сложная, что неизбежно усиливает протестные настроения. С другой стороны, существует внешнеполитическая повестка. Есть общая тенденция к усилению международной роли России. Достаточно важный фактор, так как многие граждане ощущают ностальгию по великой державе.

Как две такие разнонаправленные повестки будут сосуществовать в ближайшие девять месяцев, сказать трудно. Это специфика не нынешнего электорального цикла, а исторического момента.

— Здесь кроется одно из отличий будущей кампании от парламентских выборов пятилетней давности.

— Тогда внешнеполитическая повестка практически отсутствовала. А внутриполитическая была далеко не протестной.

— А как же митинги за честные выборы и так далее?

— Протесты начались уже после выборов в Госдуму, если вы помните. Протестные настроения тогда возникли можно сказать на ровном месте. Власть их сама спровоцировала не очень грамотно, на мой взгляд, выстроенной «рокировкой» перед президентскими выборами. На самом деле история была не особенно важной для страны, но люди на нее очень болезненно отреагировали.

— Насколько протестные настроения могут быть значимы в новом электоральном цикле, по вашему мнению?

— Сложно сказать. В первую очередь потому, что в данный момент никто не дает внятных прогнозов по поводу состояния экономики через полгода. Непонятно, в какой стране люди будут жить, в какой финансовой, социальной ситуации.

— Как же послания президента, обращения его к гражданам в различных прямых линиях и так далее? От главы государства не слышно мрачных речей, максимум через пару лет все более или менее устаканится…

— Что касается послания президента Федеральному Собранию, есть много толкователей, я бы не хотел в эту очередь вставать. Но с моей точки зрения, ничего особенного в президентской речи не прозвучало, по крайней мере, не было слов о том, что будет через полгода. А это очень важно: какие ценники люди увидят в магазинах, что они смогут себе позволить или не позволить, насколько это их расстроит и кого они будут винить — Обаму, губернатора, президента, пятую колонну или ИГИЛ. Я не знаю.

— Многие политические эксперты строят прогнозы…

— Для адекватного прогноза нет достаточной фактуры. Вернее, факторов, которые необходимо учитывать, слишком много. В таких условиях прогнозировать может кто угодно и что угодно, но это лишь попытка ткнуть пальцем в небо и попасть в цель. Возможно, в будущей парламентской кампании существенную роль сыграет именно это ощущение неопределенности.

— Сейчас протесты идут из-за системы «Платон». Предвыборный год — хорошая почва для обращений к властям, то есть для расширения категории протестующих.

— «Платон» — очень частный случай, объединивший дальнобойщиков, потому что система бьет по карману и многим закрывает возможность зарабатывать привычным способом.

— Политические силы пытаются воспользоваться этим «частным случаем».

— Было бы странно, если бы не пытались. Конечно, на любой протест найдется сила, которая им воспользуется, иначе сам протест оформится в политическую силу. Помните, с чего начался крах советской системы? С локальных забастовок шахтеров. Факт в том, что они даже не выдвигали особых политических требований.

Я не хочу, чтобы у нас в стране наступил хаос, чтобы революция завтра началась. Я говорю о том, что многое зависит от реакции и действия властей и различных политических сил на ту или иную ситуацию. И боюсь, что системой «Платон» все не ограничится. Даже если изучить статистику: за последние год-полтора количество людей, которые относились к среднему классу, сократилось на четверть. Их выбили из категории среднего класса.

— Может, было бы лучше, если бы протесты не совпали с предвыборным годом?

— Политические силы пытаются воспользоваться ситуацией не из-за того, что год предвыборный. Политические силы отражают то, что происходит в обществе, они для этого и нужны. В последние годы было такое: политика — где-то далеко, в Москве, на жизни обычных людей не особо отражается. Но я думаю, что выборы это изменят.

— Кстати, о разных странах. Вы выше упомянули о том, что многие люди испытывают ностальгию по сильной державе. Насколько эти настроения придают энергии какой-то из политических сил? Например, КПРФ, которая помогает двигать страну к двухпартийной системе?

— С одной стороны, ностальгия сильна. Но это не значит, что люди готовы к активным действиям, направленным на построение великой державы. Даже в прошедшей избирательной кампании 2015 года было понятно, что люди уже не хотят говорить про Донбасс, про Украину. Потому что глубоко в подкорке сидит страх войны. Есть страны, для которых война — это гордость за государство, победы, которые одерживаются где-то очень далеко. Для русского человека военные кампании — это трагедия, затрагивающая дом, семью.

— Разве нет ощущения — по социальным сетям, по телевидению, по разговорам, — что страх войны в обществе постепенно отодвигается?

— Я вас уверяю, большинство людей — нормальные. В какой-то момент мозги немного уходят в сторону под влиянием пропаганды или каких-то идей. Но история с Донбассом показала, что мозги встают на место.

— Пропаганда никуда не делась. Пока она еще не настолько мирная…

— Советская пропаганда тоже не была мирной. Но любая пропаганда ограничена. В советские времена она распространялась в пределах «Голоса Америки», который глушили. Сейчас совершенно другие времена: Интернет, другие альтернативные источники информации влияют на мировосприятие. Конечно, телевидение тотально довлеет. Но если надо, можно войти в Интернет, он работает очень эффективно.

Включит ли власть сегодняшнюю тематику в будущую избирательную кампанию, не понятно. Это зависит, например, от того, насколько успешной будет сирийская кампания. А пока и власти, и оппозиции предстоит определяться с предвыборной тактикой. На том, сколько у каждой партии в конечном счете окажется избирателей, отразится международная и внутренняя ситуация в стране. Сейчас не предсказать.

— Но можно посмотреть, как партии работают сейчас. Некоторые политические эксперты охотно строят прогнозы насчет того, изменится ли расклад в Госдуме.

— Расклад в Госдуме, безусловно, изменится. Но как — предполагать трудно. Я думаю, что в парламенте появится еще хотя бы одна партия. Потому что на самом деле все три силы системной оппозиции в значительной степени исчерпали свой ресурс. Прежде всего его исчерпали их лидеры.

— Попытаются перестроиться… Найти смену.

— Времени достаточно, чтобы перестроиться. Но позволят ли внутренние резервы это сделать?

— «Единая Россия» постулирует курс на обновление. Позволит ли это сохранить партии свою силу?

— Для «ЕР» кампания будет сложной. Хотя бы потому, что она никак не сможет дистанцироваться от действий правительства. Ее формальный лидер — премьер-министр. Так что говорить о том, что правительство плохое, члены «ЕР» не смогут. Все что делает правительство, отражается на рейтинге «ЕР». Плюсы, минусы ведомства Дмитрия Медведева — это достижения и неудачи «ЕР» во внутриполитической повестке. Что касается внешнеполитического курса, за него отвечает Владимир Путин. А «ЕР» — это не его партия, в этом пространстве «Единая Россия» — в одном ряду со всеми оппозиционными силами.

Я не говорю, что «ЕР» потерпит крах в выборной кампании — в партии много квалифицированных, первоклассных специалистов, политиков. Но точно будет непросто.

— Непросто не допустить значительного сокращения большинства?

— У «ЕР» большинство относительное. «ЕР» на парламентских выборах 2011 года получила 48%. За счет успеха в одномандатных округах она, может быть, что-то удержит. Но опыт законодательных органов, прошедших через выборы по партийным спискам и по одномандатным округам, демонстрирует: одномандатники в меньшей степени готовы соблюдать фракционную дисциплину. Они больше ориентируются на мнение собственных избирателей. Лидерам фракций управлять ими будет сложно. Это чревато определенными проблемами по ряду вопросов.

— С учетом того, что «Единую Россию» и так лихорадило из-за праймериз этого года. В Новосибирской области точно…

— Да везде лихорадит…

— Теперь в Госдуму нового созыва пойдут не только списочники, но и одномандатники. Внутрипартийный раскол может усугубиться.

— Я не уверен, что это чревато расколом. Скорее — внутрипартийной жизнью. Но в разных регионах ситуация особая. Есть территории, где не видно желающих идти по одномандатным округам. Но в ряде областей число потенциальных одномандатников сильно превышает количество округов. Праймериз — довольно рискованная штука. Они не должны превращаться в формальность. Это конфликтно, очень дорого и хлопотно. К тому же от августа к сентябрю повестка может сильно измениться. Кандидаты много чего наговорят во время предварительного голосования, а все сказанное и все сделанное может стать мишенью для их оппонентов.

Почвы для межэлитного консенсуса больше нет

— Если говорить об оппонентах, какие регионы в этом смысле выделяются? Где оппозиция может больше усложнить положение «партии власти»?

— Все крупные промышленные регионы ждет сложная кампания. Как обычно, в Сибири. Думаю, что в Новосибирске все будет очень живо и непросто. И в Красноярске тоже. Очень возможно, в Томске. Особенно в Иркутске после прошедших губернаторских выборов. На Урале — в Челябинске, в Перми. Тотально проблемный регион для власти — все субъекты Северо-Запада.

Практически во всех перечисленных регионах наблюдается усугубление внутриэлитных конфликтов. Консенсус, о достижении которого было столько сказано, исчерпан. Он был основан на договоренности о том, как делить большой бюджетный или околобюджетный пирог. Каждый получил свои стройки, дороги и так далее, губернаторы более или менее это дело разрулили. А сейчас пирог настолько сильно уменьшился, а в некоторых случаях почти исчез, что почва для консенсуса просто перестала существовать.

— В Новосибирской области наблюдаются, по крайней мере во внешнем пространстве, попытки поддержания мира между разными уровнями власти. После скандальных выборов спикера ЗС Новосибирской области недовольство больше транслировалось со стороны федерального партийного руководства «Единой России».

— Достаточно здравые прагматичные люди понимают, что, помимо распрей, есть текущая работа. Ситуация сложная, нужно выживать, для этого необходимо идти на компромиссы. Но время столкновения все равно настанет — не обязательно между городом и областью или исполнительной и законодательной властью. В регионе много акторов политического процесса, которые не дадут пройти кампании тихо, гладко и скучно.

— В 2014 году Василий Юрченко был снят с поста губернатора Новосибирской области в связи с утратой доверия президента. На этой неделе начнутся слушания по его делу. Мы помним, как «дело Солодкиных» било, например, по имени губернатора Красноярского края Виктора Толоконского. Неизвестно, какие имена и истории будут упоминаться по делу Юрченко.

— Безусловно, это отразится на политической ситуации в регионе. Но, например, слушание дела тульского губернатора Дудки не особенно повлияло на политический климат. То же самое можно говорить о Твери. А вот в Томске на дело экс-мэра Александра Макарова серьезно реагировали разные политические силы, граждане за ним внимательно наблюдали. Многое зависит от атмосферы в области, от фактуры, которая всплывет.

— С этим пока не так все очевидно. Юрченко и под арестом не находится. В общем, исход дела непонятен, но «утрата доверия» уже произошла.

— Утрата доверия — это не уголовно наказуемое деяние. Можно быть очень плохим губернатором и управленцем, но не совершить преступлений. Ничего ужасного нет в формулировке «за утрату доверия». Юрченко же отправили не в тюрьму, а в отставку. С точки зрения президента, плохо работал. Может быть, на процессе объяснится, в чем это выражалось. Если Юрченко по уголовному кодексу окажется чист, граждане зададут вопрос: и что это такое было?

— Как показывает практика, некоторых губернаторов клеймят в медийном пространстве и без уголовных дел. Глава Красноярского края в последнее время попал под огонь СМИ.

— Он занимает должность в регионе, в котором сталкиваются масса разных интересов. Группы влияния борются друг с другом экономически и политически. Они всегда использовали для этого различный арсенал, с привлечением криминалитета, силовиков и так далее. Чего только не было за последние 25 лет. Толоконский в этом регионе не свой, он не всем нравится. Думаю, что интересанты медийных атак находятся внутри Красноярского края. Кому это нужно в федеральном центре?

— Кому-то же в Москве нужна была кампания против новосибирских политиков, против нового спикера ЗС Новосибирской области Андрея Шимкива? Некоторые эксперты считают, что передачи на ВГТРК — сигнал от федерального руководства «Единой России».

— Федеральный центр — довольно абстрактное понятие. У федерального центра в таких историях обычно не бывает консолидированной позиции. Возможно, кто-то из политиков на федеральном уровне проявляет к этому какой-то интерес, но очень сомнительно, чтобы медийные атаки на спикера ЗС организовывали близкие к президенту люди. Может быть, есть поддержка на федеральном уровне, но инициирован процесс должен быть изнутри. Ищите у себя.

— О чем свидетельствует, с вашей точки зрения, включение губернатора Красноярского края Виктора Толоконского в состав президиума Госсовета?

— Эта структура постоянно ротируется. Одни губернаторы поработают, потом на их смену приходят другие.

— Не все же губернаторы там побывали?

— Постепенно все побывают, если успеют. Каждые полгода меняется состав. За пять лет почти все успевают поработать. Я не утверждаю безапелляционно, но по моим ощущениям, это так. Просто подошло время Толоконского. Другое дело, если бы был настоящий компромат, может быть, его бы и не ввели в президиум. Значит, скорее всего, ничего особенного на Толоконского нет.

— Вообще не только о Викторе Толоконском говорили, что под ним шатается губернаторское кресло. Это очень распространенная история. Имя главы Новосибирской области Владимира Городецкого тоже фигурирует в подобных слухах.

— Я много лет взаимодействую с различными губернаторами. Если он хороший, значит, его заберут в Москву, если не местный — тем более скоро уйдет. О любом главе региона ходят слухи, что скоро он перестанет быть главой региона. К этому нужно относиться проще.

— От прочности политических позиций распространение этих слухов не зависит?

— Прочно или не прочно сидит губернатор, хороший он или плохой, популярный или нет — не важно. Везде, насколько я знаю, так.

Новосибирская область и Красноярский край — очень серьезные регионы. И вряд ли их могли бы возглавить слабые управленцы. И у Городецкого, и у Толоконского — очень большой политический опыт. Мне кажется, что губернатор Новосибирской области вполне справляется с основной задачей, которая перед ним ставилась: если не консолидация, то поиск консенсуса между политическими и экономическими акторами региона.

— А история со спикером Законодательного собрания?

— Мне кажется, что в последнее время в Новосибирской области все пытаются друг с другом договориться. И по-моему, большую инициативу в этом проявляет губернатор.

— Спикер не был договорной фигурой.

— Если все пытаются договориться, но возникают внедоговорные фигуры, то они в итоге и страдают.

— Политическая нестабильность не подрывает позиции губернатора?

— Нет, не подрывает. Политическая стабильность не то же самое, что политическая тишина. Просто есть люди, которые не готовы договариваться. В Красноярске тоже заметны попытки связать интересы разных групп. У Толоконского это получается хуже, на мой взгляд, чем у Городецкого.

— В Новосибирской области выборы в ЗС прошли в сентябре. Но депутаты не выбирали сенатора от законодательного органа три месяца.

— И как? Сильно это отразилось на жителях Новосибирской области? Кто из новосибирцев заметил, что ему сенатора в жизни не хватает?

— А вдруг какое-нибудь судьбоносное решение нужно принимать, а от Новосибирской области в Совете Федерации только один человек?

— Кошмар. Если серьезно, то ситуация с членом СФ — отражение непростой политической ситуации в регионе. Но ничего катастрофического в этом нет. Все равно какой-нибудь сенатор да будет. Новосибирская область — не первая столкнувшаяся с проблемой.

2015РегиональныеНовосибирская область